Lackrim Hezar

Парочка моих артов)

@темы: рисунки, Lackrim Hezar

---

"Маскарад"

@темы: рисунки, иллюстрации

---

Лола

И снова в подарок)

@темы: куклы, пластика

---

"Последняя роль"

Название: Последняя роль
Автор: Алистер Вирт
Фендом: Ориджинал
Рейтинг: R
Жанр: слэш, мистика
Размер: мини
Саммари: Филипп после смерти родителей попадает в интернат, где неожиданно для самого себя обнаруживает страсть к сцене. Но кто мог подумать, чем это для него обернется...
Комментарии: работа была написана на фест, где к величайшей радости автора заняла первое место)
Размещение: с разрешения автора

«В этом мире всякий успех – преступление,
которое приходится искупать».
Виктор Гюго «Человек, который смеется»

Затянутое тяжелыми лохматыми тучами небо, желтые, рыжие и красные пятна листвы на сером пейзаже и кажущийся бесконечным осенний дождь. Филипп хмуро скользил взглядом по мелькающим за окном автомобиля картинам. Интернат, куда его отправили, был одним из лучших в Англии. Когда-то эти земли принадлежали богатому лорду, там даже был свой маленький театр. Настоятельница долго расхваливала и место, и преподавательский состав, и самих воспитанников. Филипп же молчал. Была всего одна мысль: «Она не понимает. Она никого не теряла. Она не знает, как это - в четырнадцать лет похоронить родителей». По большому счету, ему было все равно, куда его отправят. Но чем ближе подъезжали к интернату, тем острее становилось ощущение собственного одиночества. Правда, появилось еще предчувствие чего-то; это настораживало. Ожидание и страх поглощали Филиппа.

***
Филипп устало опустился в старое кресло, покрытое дорогой парчовой тканью. Уборка с горем пополам была закончена. Чарли пошел выносить мусор, так что в комнате парень был один. Он окинул взглядом помещение, на губах играла легкая улыбка. Единственным, что в этом интернате не вызывало у него отторжения, был театр. Он был самый настоящий, пусть и не очень большой. Упомянутый выше лорд был большим любителем искусства, по его желанию этот театр и построили. Теперь это здание было восстановлено после уничтожившего его пожара. Здесь было две гримерки: одна большая гримерка, общая для всех артистов, и одна поменьше, одиночная. Сейчас же все помещались в большой, а маленькая служила гардеробной. Артисты, к слову, как земли и слуги, целиком и полностью принадлежали лорду. Ходили, правда, слухи, что был в труппе актер, некий Освальд Брукс, «необычайно талантливый и дьявольски красивый» как говорили имевшие удачу увидеть его игру. Так вот, говорили, что он состоял в очень близких отношениях с лордом. Конечно, никто бы вам тогда не сказал этого напрямую, вздумай вы поинтересоваться, но все как один видели, какой властью и безнаказанностью пользовался тот безродный человек. Ему завидовали, его ненавидели, его боялись. Гордыня, тщеславие и жестокость – все это сделало его ужасно одиноким. Но нужны ли ему были все эти люди, которых он считал недостойными себя? Он мог получить почти все, что пожелает. Мог жить не хуже самого лорда. Мог, если бы не нажил себе столько врагов. Тогда бы его обезображенное тело не нашли на сцене все того же театра. Прекрасное лицо его было изуродовано, стало страшной кровавой маской. Люди не побоялись гнева своего хозяина, а зря. Тот словно обезумел. Он собрал всех артистов в театре, закрыл все двери и сам поджег его. Артисты кричали поглощаемые огнем, лорд же спустя пару минут ушел, приказав потушить огонь, только когда стихнет последний крик. Воспитанники интерната знали эту историю, но, как ни странно, от театра их это не отпугнуло. Дети любят страшилки, пусть потом и бояться темноты.
Присущая подобным местам атмосфера сводила Филиппа с ума, и он с упоением окунался в этот восторженный мир. Неожиданно для него самого за проведенный в интернате год сцена стала его страстью. Играя, он настолько вживался в роль, что каждый раз после выступления переживал легкий шок от возвращения в реальность. Театр помогал_хотя бы на время забыться, но это было сродни мазохистскому удовольствию, потому как после становилось еще хуже.
Филипп с нежностью провел рукой по бутафорскому камину, повертел в руке пистолет, задержался взглядом на своем отражении в зеркале, невольно залюбовался. Он всегда считал себя красивым – так все говорили ему с детства, он видел это в зеркалах, так это и было. Это не очень нравилось отцу, считавшему, что Филипп слишком любит свое лицо и свое тело, а мужчине не должно заниматься самолюбованием. Но отец был военным, а сын его с малых лет тяготел к искусству. Они были совершенными противоположностями.
Филипп еще раз любовно огладил взглядом свое отражение, провел рукой по немного длинным с медным отливом волосам. И застыл. За его спиной, у вешалки с костюмами, стоял мужчина. Красивый, но какой-то одновременно и притягательный, и отталкивающий. Одет он был словно в один из театральных костюмов, но ткани выглядели богаче, чем те, что были в их театре. Поняв, что его заметили, мужчина улыбнулся и сделал несколько шагов по направлению к парню.
- Давно за тобой наблюдаю. Ты так любишь это место, - красивый бархатный голос разорвал тишину, мужчина небрежно провел рукой по вешалкам и снова посмотрел на Филиппа. – И ненавидишь.
Парень нахмурился от неприятного шипения последних слов. Голос невероятно подходил своему обладателю – был таким же красивым и обволакивающим так, словно желает задушить. По спине пробежал холодок. Филипп не мог вспомнить этого человека, а ведь должен был бы уже всех в этом месте знать хотя бы на лицо. Уж внешность-то у мужчины была запоминающейся – довольно аристократичная, но с некоей долей агрессии, дикости во взгляде, в улыбке, в манерах. Филипп попятился, натыкаясь на кофейный столик. Раздался звон разбитого стекла. Парень растерянно посмотрел на осколки кофейника. В коридоре послышались приближающиеся шаги.
- Что случилось?
В дверях стоял Чарли, переводя взгляд с напуганного одноклассника на разбитый реквизит. Филипп осмотрел помещение. Мужчины нигде не было.

***
Филипп со скучающим видом смотрел в окно на желтые листья, гоняемые ветром во дворе интерната. Большинство одноклассников еще корпели над контрольной, до звонка оставалось десять минут.
Через несколько дней будут ставить пьесу, где Филипп сыграет одну из главных ролей. Он волновался. Это не первый его выход на сцену, но каждый раз перед выступлением его охватывало беспокойство. Хотя, в какой-то мере, это было даже приятное ощущение.
- Фил. Филипп, - Чарли ткнул его в спину, когда тот не отозвался на имя.
- Чего тебе? – обернулся к нему парень.
- Пошли к мосту после уроков.
- Не знаю. Посмотрим. Если дождь не пойдет, - взглянув на хмурое небо, ответил Филипп.
- Мистер Аллен, не вертитесь. Урок еще не закончился, - прикрикнула на него миссис Беккер, преподавательница английского.

- Как же меня бесит эта Беккер, - возмущался Чарли, загребая туфлями опавшие листья.
Филипп лишь снисходительно улыбался. Его эта педантичная строгая преподавательница совершенно не раздражала, хоть и придиралась к нему часто. Просто у него не было проблем с английским, равно как и со всеми остальными предметами. Учеба вообще давалась ему легко, что не могло не радовать, потому как позволяло уделять больше времени репетициям.
- Она мне пару поставила, представляешь? Вот дура!
Идущий впереди Чарли не заметил, что Филипп остановился. Его уже несколько минут не оставляло чувство, что за ними кто-то идет. Нервно сглотнув, он уже собирался обернуться, как у самого уха раздался шепот.
- Это была моя последняя роль.
Филипп не почувствовал на шее чужого дыхания, зато распознал красивый, но жесткий мужской голос. Мужчина улыбался – он это чувствовал. Он намеренно его пугал, что, видимо, доставляло ему удовольствие.
- Филипп? Ты чего там стоишь? Я с кем вообще говорю?
Филипп обернулся на голос. Чарли, ушедший вперед на уже довольно приличное расстояние, возмущенно смотрел на него.
- Ничего, - парень отрицательно покачал головой. – Просто задумался.
Так и не обернувшись назад, он просто пошел за Чарли.

***
Филипп опустил пистолет. Доигрывал уже на автомате. Эта финальная сцена с выстрелом забирала у него все силы. Он должен был стрелять в Чарли, конечно, из бутафорского пистолета, но это все равно было неприятно. А еще из головы не выходили слова мужчины. Он же наверняка не просто так это сказал. На завтра, на шесть вечера назначено выступление. Филиппу было страшно, это не было обычным волнением перед выходом на сцену. Возникла даже мысль отказаться, но это выглядело бы глупо вот так в последний день.
- Фил, ты шикарен! Это надо так вжиться в роль! – не замолкал Чарли, когда они возвращались с репетиции.
- Я боюсь, Чарли. Я не хочу завтра играть, - потерянно разглядывая свои дрожащие руки, сказал Филипп, словно не слыша друга.
- Что? Почему?! – тот непонимающе посмотрел на него, даже остановился.
- У меня плохое предчувствие.
- Прекрати! Предчувствие у него. Никто не сыграет так, как ты!
- Ты не понимаешь. Что-то произойдет завтра.
Филипп обхватил голову руками, вцепившись в волосы, и медленно сполз по стене, продолжая еле слышно что-то бормотать.
- Фил? Филипп! Какого черта?
Чарли опустился на корточки рядом с другом, пытаясь заглянуть в лицо. Филипп понимал, что ведет себя глупо, но страх был сильнее. Понимал он и то, что играть все равно будет.
- Прости, Чарли. Все будет хорошо.
Сделав глубокий вдох, успокаиваясь, Филипп поднялся с пола и, ничего больше не сказав, ушел.

***
Перед выступлением в гримерках и за кулисами бегали, суетились все, так или иначе участвующие в лицедействе. Но атмосфера, которую успел так полюбить Филипп, сейчас его тяготила. Чувство страха поглотило. Он не хотел выходить на сцену.
- Фил, ну ты чего? – возник с ним рядом Чарли. – Все будет замечательно. Ты шикарно сыграешь. Ты лучший!
- Конечно, - взяв себя в руки, ответил Филипп, снизу вверх смотря на стоящего перед ним одноклассника.
Объявили начало.
Чарли ободряюще похлопал друга по плечу.
- Пойдем скорее.

***
Слишком тяжелый, для бутафорского, пистолет упал у ног Филиппа, который с ужасом смотрел на расплывающееся красное пятно на белой рубашке Чарли. Первые секунды оцепенения в зале и на сцене прошли, теперь поднялся шум. Кто-то заплакал, запричитал; кто с сочувствием, а кто с осуждением посмотрел на Филиппа; кто-то искренне порадовался тому, что не оказался на месте Чарли. В глазах же Чарли застыл немой вопрос, и даже какое-то запоздавшее понимание. Только Филипп не смотрел ему в глаза. Он видел лишь как расползается кровавое пятно на его груди. А еще он знал, что в зале, среди всполошившихся зрителей есть тот мужчина, и это знание вызывало противоречивые чувства – страх и успокоение, за что он в отчаянии и зацепился. Это не он, не Филипп, виноват в случившемся. Не он.
Он так и не обернулся к залу. Следом за оружием, выпавшим из его руки, он сам не в силах больше стоять упал на колени. И он знал, что один человек в зале в тот момент улыбался. А страшная история старого маленького театра, когда-то рассказанная ему Чарли, всплыла в памяти. Призрак обрел имя.

@темы: слэш, ориджинал

---

Лесной Дух

@темы: куклы, пластика

---

Ангел

@темы: куклы, пластика

---

"Неразделенные"

Сиамские близнецы. Тематика одного давно задуманного ориджа, правда вряд ли я его когда-нибудь напишу...

@темы: рисунки, иллюстрации

---

Натаниэль

Натаниэль - первая моя кукла в полный рост

@темы: куклы, пластика

---

Коллекция "Мегаполис" - дипломная работа

Женская молодежная коллекция под девизом «Мегаполис», творческим источником при разработке которой послужил современный город. Коллекция включает в себя пять моделей, представленных платьями и комплектами.
Материалы:
- лен двух оттенков серого, вискоза в черно-белую полоску, для рисунков - акриловые краски;
- для аксессуаров - пластика, акриловые краски, шляпная резинка, фурнитура.













Вариант презентационного макета коллекции


Из остатков получилась еще блузочка)

@темы: одежда, учебные работы

---

Тритончик, пока безымянный...

@темы: куклы, пластика

---

Чертяка Грета

Еще одна кукла и снова в подарок. По-моему забавная чертяка вышла)))

@темы: куклы, пластика

---

Ты видишь, что твой главный Соблазн: Вожделение

Плавная грация тела, идеальное телосложение, густые волосы и откровенный взгляд. Большое румяное яблоко касается ухмыляющихся губ. Этот Соблазн – самый старый, но как сохранился! Он рождается снова и снова с каждым из нас, он заставляет хотеть – мамино молоко, еду, яркую игрушку, новый пенал… Что ты вожделеешь теперь? Без сомнения, твой главный Соблазн – самый яркий и самый волнующий, потому что накрепко связан с самим выживанием. Даже его главная тайна звучит немного кокетливо: «Ты не торопишься?», — но на самом деле вопрос стоит ребром. Не торопишься ли ты в удовлетворении своих потребностей? Не глотаешь ли пищу, не распробовав вкуса? Не превращаешь ли искусство секса в беготню за рекордами? Не набираешь ли полную тележку покупок, не успевая смотреть и выбирать? Подлинное удовольствие суеты не терпит.

Пройти тест

---

Ваш тип характера

Тест: Ваш тип характера
Яндере
Яндере (яп. Moon's pig ).

Психика у яндере довольно неустойчивая/неурав­новешенная. Такие персонажи обычно ведут себя довольно мило, приветливы с окружающими и стараются не поазывать свою другую сторону. Но в один прекрасный момент они могут взорваться и начать психовать. Тогда настроение яндере резко меняется на жестокое и опасное. Такие люди не побоятся схватиться за нож или тесак.

­register_image(1209156507);­

Пройти тест

---

Кто ты из Durarara?

Тест: Кто ты из Durarara?
Вы Орихара Изая.
­register_image(3310210437);­
Вы весьма спокойная и дружелюбная личность.
Вы привыкли решать свои проблемы не кулаками,а дружелюбием с людьми.
Оо"
{censored} по-чорному.

Пройти тест

---

"Наблюдатель"

Название: Наблюдатель
Автор: Алистер Вирт, она же Lilit Griz
Бета: misterylk
Фендом: Ориджинал
Рейтинг: R
Пейринг: м/м
Жанр: слэш, повседневность, немного юмор и романтика
Размер: мини
Саммари: Глебу тридцать девять. Он разведен, дочь уже закончила школу. И вот мужчина находит себе развлечение: следит за молодой парочкой из дома напротив. Теперь не проходит и дня без просмотра своеобразного реалити-шоу. Но что будет, если однажды девушка уйдет, а Глеб, выгуливая собаку, столкнется с брошенным парнем…
Размещение: с моего разрешения

Примерное представление героев:

Глеб


Женька


Кекс


Рабочий день закончился, и я снова на всех парах несусь домой. Думаете, меня там ждет красивая молодая жена, вкусный ужин и умопомрачительный секс? Как бы ни так! Чихуахуа, с какого-то перепугу подаренный мне на день рождения моей сестрой, вчерашняя пицца и занимательное реалити-шоу, если повезет с клубничкой.
На автомате ввожу код и влетаю в подъезд. Лифт на тринадцатом. Вот черт! Ждать его как-то, ну совсем не вдохновляет, и я решаю подняться по лестнице. Запыхавшись, добираюсь до своего этажа. Ключ никак не хочет попадать в замочную скважину, отчего я раздраженно пинаю дверь ногой и крою эту долбанную железяку благим матом, после чего ловлю неодобрительный взгляд выходящей из квартиры соседки. Ключ, наконец, слушается, и я, с торжеством, врываюсь в собственную квартиру, захлопнув дверь перед носом любопытной дамы.
Бросаю сумку прямо на пол где-то в коридоре, там же остаются туфли, а сверху на них летит пиджак. Иду в гостиную, на ходу ослабляя узел галстука и снимая его. Здесь темно, только в углу горит ночник, благодаря которому я до сих пор не сломал себе шею. По полу тянутся множество проводов, соединяя стоящий у окна телескоп с мониторами и ноутбуком. Игрушка, надо заметить, недешевая, не у каждого любителя такая есть. Обошлось мне это все в кругленькую сумму, но я ничуть не жалею об этом приобретении.
Вообще, моя гостиная уже давно напоминает разведывательную базу. Только вот я чувствую себя не разведчиком, а маньяком-вуареистом, но отказываться от своего занимательного хобби я не собираюсь.
Включаю всю аппаратуру, чтобы просмотреть события сегодняшнего дня, и быстро бегу на кухню за своей холодной пиццей. Прости, желудок, но греть мне ее лень, так что придется потерпеть. Пока загружаются все программы, я подхожу к окну и беру бинокль. В окнах напротив горит свет. На кухне девушка что-то готовит, на ней легкий голубой сарафан, открывающий красивые длинные ноги, а светлые волосы убраны в высокий хвост на затылке. Парень сидит в спальне за компьютером. На нем светлая футболка, выгодно обтягивающая его красивое тело, и, кажется, шорты (просто компьютерный стол находится у окна, и ниже обзор закрыт). Сейчас они будут ужинать, так что пока ничего интересного. Пошел и я к своей пицце и пока просмотрю дневные события. Кто-нибудь из них дома обычно бывает. Он либо не работает, либо работает на дому, так как постоянно зависает перед своим компьютером. Она может пропадать целыми днями, да еще и приходить за полночь. Обычно он готовит, и большую часть работы по дому тоже выполняет он. Иногда, когда она остается дома, то сама готовит что-то вроде праздничного ужина. Отлично! Раз так, то сегодня будет горячий секс, а не быстрый перепих уставших после работы людей.
В предвкушении включаю записи, чтобы узнать, чем они занимались сегодня, и начинаю жадно поглощать пиццу. Не так уж она и ужасна в холодном виде. Особенно, когда так есть хочется.
Чуть не подпрыгиваю на кресле, когда что-то забирается мне на ногу. “Что-то” с визгом падает на пол (кажется, я еще и отдавил ему конечность). Черт! Когда же я привыкну к этому маленькому монстру. Ну вот, теперь придется отрываться от просмотра и топать на кухню, чтобы покормить это дьявольское отродье.
Я сползаю с кресла и, отставив в сторону свой “замечательный” ужин, с видом великомученика направляюсь на поиски корма. Довольное “отродье” бежит следом (я, конечно, не понимаю по его собачьей морде, но ведь точно радуется гад, что оторвал меня от дела). Еще и под ноги лезет постоянно. Блин, раздавить его что ли? Наверное, один раз на него наступи, и он дух испустит. Главное, чтоб пол не испачкал, а то мне же потом мыть. Но, к сожалению, это не вариант потому, что если моя сестричка со своим выводком нагрянут в гости и не обнаружат это очаровательное “отродье”, то меня ждет его участь. И сделают это три замечательных стервеца тринадцати лет, зовущих меня дядей. Да-да, моей сестрице повезло родить тройню. Нет, я их, конечно, люблю, но находится с ними длительное время в одном помещении слишком тяжелое испытание для меня.
Так, что-то я отвлекся. “Отродье” хочет есть. Придется кормить, иначе окочурится. И почему оно не может поесть со мной пиццу? Потому что у него нежный желудок, а питаться одной пиццей могу только я, как сказала бы Рита. Черт бы ее побрал, эту Риту! Почему она не взяла эту “прелесть” себе?
Ну, все, зверь накормлен… Зверя придется выгуливать. Ну, за что мне это наказание? Ладно, это может и подождать, у меня еще ужин и своя программа.
Вернувшись к своей пицце, пролистываю запись за день. Полдня квартира пустовала. После двух пришла девушка, разобрала сумки с продуктами, потом на какое-то время пропала из видимости, должно быть, была в ванной. Как жаль, что я не могу наблюдать и за ней. Потом взялась за ужин.
В пять пришел парень. Он прошел на кухню, обнял ее и поцеловал. Они немного постояли так, обнимаясь и о чем-то говоря. После этого он ушел в комнату, переоделся и устроился за компьютером. За этими занятиями я их и застал. Ну что ж, обычный день. Скажете, скучно? Ничуть. Я, словно одержимый, готов ловить каждое их движение, каждый вдох, каждый миг их жизни. Если вы думаете, что кто-то из них мой знакомый, опять же вы не правы. Я вижу их только здесь, на экране, ну или через бинокль в окне и изредка пересекаюсь, выгуливая “отродье”. Они же вообще ничего обо мне не знают. Спросите, зачем мне это? Не знаю. Но сложно представить, что будет, лишись я возможности каждый день их видеть. Это началось полгода назад. Кто-то из племянничков забыл у меня бинокль. Он попался мне под руку, и я, не задумываясь, стал рассматривать окна в доме напротив. Тогда-то я и наткнулся на эту парочку. Они сначала ругались, а потом мирились, в постели. Поначалу было просто интересно, а сейчас я к ним уже привык. Условно я назвал их Адам и Ева. Мне так удобнее.
Так, ну что там сейчас? Хм, уже поужинали. Ева моет посуду, он переодевается. Вокруг Адама бегает золотисто-рыжий кокер-спаниель, значит сейчас пойдет выгуливать. Отлично, я как раз погуляю со своим.
Пока я переодеваюсь, псинка, видимо поняв, что ей будет радость, носится вокруг как ненормальная. Перед тем как уйти, еще раз смотрю в окна напротив и вижу, что они оба уже оделись и теперь обнимаются стоя посреди комнаты. Руки Адама лежат у девушки на талии и забираются по кофточку, поглаживая спину. Она тянется к нему, и, наклонившись, он ее целует. Руки Евы обвивают его шею, зарываются в темные волосы. Но под ногами начинает мельтешить псина, и они, смеясь, отрываются друг от друга. Все трое уходят, а я только сейчас замечаю, что “отродье” устроилось у меня на ноге и смотрит на меня своими бесстыдными глазищами. Нет, ну никакой жизни.

Прогулка пролетела довольно быстро. Я шел немного позади них и мог беспрепятственно наблюдать. Они шли, держась за руки. Девушка в другой руке держала собачий поводок, а парень курил.
Вернувшись домой, я снова расположился в кресле, предварительно выудив из недр холодильника баночку пива. Ну что ж, сеанс начинается.

***
Сижу, курю, зависнув над проектом (на работе завал – приходится еще и дома работать). Бросаю взгляд на часы – без пятнадцати три. Черт! А завтра еще вставать рано.
Решаю посмотреть, что там у ребят. Ева по-прежнему одна. Сидит на кухне пьет чай или кофе и курит. Вообще-то она редко курит, только когда они ругаются. Странно, что Адама до сих пор нет. Ну вот, стоило только подумать, как он появился. Девушка обернулась к вошедшему парню. Он что-то говорит, судя по активной и какой-то дерганой жестикуляции, постепенно переходя на крик. Он пьян. Стоит, облокотившись на косяк. Говорит, видимо, пытаясь оправдаться. Ева тут же оказывается рядом с ним и с размаху ударяет парня по лицу, после чего уходит в комнату. Адам еще какое-то время стоит, должно быть, пытаясь прийти в себя, а потом идет за девушкой. Ева сидит на полу у кровати, обняв руками колени и уткнувшись в них лицом – должно быть плачет. Парень, шатаясь, с трудом опускается перед ней на колени и пытается обнять, но девушка его отталкивает, встает и снова начинает кричать. Потом кидается к шкафу и начинает доставать вещи, скидывая все в сумку. Адам молча наблюдает за манипуляциями своей девушки, так и не потрудившись встать с пола. Собака носится по комнате от одного хозяина к другому, словно в надежде помирить их. Вскоре Ева уходит, а Адам продолжает сидеть на полу, с устроившимся у него на коленях псом и поглаживая его золотистую спину. Я же смотрю на всю эту картину в полном замешательстве. Неужели это все? Она не вернется? Нет, они, конечно, и раньше ссорились, куда уж без этого. Но так - никогда. Обычно все заканчивалось постелью. А теперь что же?
Адам сидел так еще около часа, а я стоял у окна и смотрел на него. Спать ушел лишь тогда, когда это чудо кое-как доползло до кровати и уснуло, развалившись поперек нее, обнимая устроившегося у него под боком пса. К работе я естественно уже не вернулся. Их ссора не выходила у меня из головы. Ведь если она не вернется, что теперь будет? Адам приведет другую? Или, скорее, сначала будут разные, пока он найдет кого-то для серьезных отношений. Будет цеплять девушек по клубам. Черт, как же давно у меня никого не было!
В общем, в эту ночь мысли в моей голове так и копошились, не давая покоя. Уснул я лишь под утро, а на работу явился заспанный, разбитый и ничего не соображающий. Блин! Ну как будто это меня девушка бросила, а не Адама. Стас еще постоянно крутился где-то рядом и доставал своими дурацкими шуточками по поводу бурно проведенной ночи. В общем, день, как и ночь, не задался.
Домой я примчался быстрее обычного и тут же отправился на “пункт наблюдения”. Но камера показала, что Ева не возвращалась. Адам же проспал весь день и встал лишь полчаса назад. Сейчас же сидит за компьютером и пьет кофе. На нем только шорты, а волосы мокрые и взлохмачены, видимо только что из душа. У него красивое в меру накаченное тело, кожа с легким загаром, темные волосы… Интересно, какого цвета у него глаза? Я никогда не видел ни его, ни Еву вблизи, так что возможности рассмотреть не было. Черт! О чем я сейчас думаю и чем, собственно говоря, занимаюсь? Разглядываю полуголого парня и гадаю, какие же у него глаза. Дожили. Мне срочно нужна девушка!
Звоню Стасу. Довольный дружище примчался за мной уже через полчаса, и мы отправились в клуб, а еще через два часа я вернулся с очаровательной брюнеткой в предвкушении будущей ночи.
Горячая девушка, отличный секс. Все замечательно, если бы не одно “но”. В процессе у меня перед глазами постоянно возникал образ Адама. Темные, взмокшие от пота, волосы прилипли к лицу, губа закушена, глаза прикрыты. Мои руки гладят не прекрасную грудь незнакомки, а плоскую мужскую грудь, спускаясь по напряженному животу и ниже, ниже… только не обнаружив важной составляющей мужского тела, я понимаю, что занимаясь сексом с потрясающей девушкой, представляю на ее месте парня, а в довершение всего кончаю, прорычав его имя. Ну конечно, не его настоящее, а то, что я сам ему дал. Настоящее-то мне не известно.
Устроившись у меня на груди, придя в себя и восстановив дыхание, девушка совершенно спокойно поинтересовалась, кто такой Адам.
- С некоторых пор мой навязчивый кошмар, - не задумываясь, ответил я.
Девушка лишь неопределенно хмыкнула, и вскоре я услышал ее размеренное дыхание. Заснула. А вот у меня это так и не получалось. Пролежав, глядя в потолок около часа, я осторожно, чтобы не разбудить девушку, выскользнул из постели и ушел в гостиную.
Комнату Адама освещал только свет от компьютера. Сам же он спал, сложив руки на столе и положив на них голову. Такой умиротворенный у него вид. И почему-то именно сейчас я подумал, что уход Евы это не конец, скорее начало чего-то нового. И теперь со спокойной душой мог вернуться в постель к спящей девушке, имени которой я, кстати, уже и не помнил. Возникла мысль: а оно вообще настоящее, имя, которое она назвала?

***
Выходные. Самое потрясающее, что только может быть, когда ты так замотался на работе и, наконец, сдал проект.
Утро субботы наступило для меня в 14:27. Кайф! Никуда не надо спешить. Проснувшись, лежу в постели, поглаживая устроившегося рядом со мной на подушке Кекса. Ну да, это настоящее имя этой псинки. Правда вспоминаю я его только в хорошем настроении, когда это “отродье” не портит мне жизнь.
Первое место, куда я направляюсь, выбравшись наконец из постели, это, конечно, “наблюдательный пункт”. Честно говоря, за последнюю неделю (да-да, с того дня как ушла Ева прошло чуть больше недели) ничего интересного не происходит. Адам даже никого ни разу не приводил, но наблюдать я не прекращаю. Его жизнь мне все равно интересна, и все чаще и чаще я ловлю себя на мысли, что любуюсь им. Странно, но это даже не пугает. Немного удивительно, ведь я никогда не замечал, чтобы мне нравились парни, к тому же, я просто смотрю, мне больше не нужно. Кажется…
Вот и сейчас, наблюдая за тем, как Адам готовит что-то на кухне, я нервно сглатываю слюну при виде его обнаженного торса. От созерцания меня как всегда отвлекает голодное “отродье”. Ладно, мне тоже надо перекусить, или хотя бы кофе выпить. Поставив песику миску с кормом, топаю в душ. Потом делаю себе крепкий кофе и одеваюсь, чтобы идти гулять с Кексом. Заодно сигареты куплю, а то вчера последнюю выкурил.
На улице невыносимая жара. На мне светлые джинсы и легкая рубашка с коротким рукавом. Иду, думаю, куда бы зарулить, где кондиционер имеется, иначе домой я приползу. Мимо прошли две девушки в коротких шортиках и маечках, улыбнулись мне. Проводил их взглядом. Красавицы. Хоть какой-то плюс от этой жары – все стремятся раздеться. Отвернувшись от удаляющихся девушек, тут же сталкиваюсь с выходящим из подъезда Адамом с псом на поводке.
- Прости, - смотрю в потрясающие голубые глаза.
Что-то мне резко стало на порядок жарче. Мой взгляд опускается к его губам, потом по шее, по обнаженной груди и останавливается у кромки джинс. Черт возьми! На нем одни только долбанные джинсы, обрезанные чуть ниже колена и легкие кеды. Тороплюсь отвести взгляд, но вроде он ничего не заметил. Говорит по телефону. Фух, я спасен.
- Ничего, - кивает он мне, бросив мимолетный взгляд, а я стою, как идиот, смотрю на него.
Закончив разговаривать, парень снова посмотрел на меня.
- Вы что-то хотели?
- Эм… у тебя сигаретки не будет? – говорю первое, что приходит в голову.
Адам тут же протягивает мне пачку. Достаю сигарету и закуриваю.
- Спасибо, - кажется, пронесло.
- Да не за что.
Тут парень смотрит куда-то вниз, и, вдруг, на его лице появляется улыбка.
- Такой милый, - он опускается на корточки и треплет Кекса за ухом, после чего несколько удивленно спрашивает, – Это ваш?
- Да, - обреченно отвечаю я, мечтая провалиться сквозь землю. Нет, ну почему Рита не могла подарить мне нечто более брутальное?
- Забавно. Такой мужчина с дамской собачкой, - Адам продолжает играть с “отродьем”, а его пес ревниво обнюхивает моего.
- Мне сестра его подарила. Она любит делать подарки, которые приносят мне только головную боль.
Брюнет поднял на меня свои потрясающие глаза.
- Не любите животных?
- Не то чтобы не люблю, но в их обществе не нуждаюсь.
- Понятно. А вот я люблю. Только Стенли сейчас придется вернуть хозяйке, - парень как-то грустно улыбнулся, посмотрев на спаниеля.
- Хозяйке?
- Ну да. Мы с ней недавно разошлись. Стенли ее пес. Я к нему уже так привык.
- Мне жаль.
- Да ничего. Мне, честно говоря, больше жаль с ним расставаться. С Кирой мы последнее время почти перестали общаться, так что это было ожидаемо.
- Понятно. Ну, заведи другого.
- А можно я, лучше, с вашим буду гулять? – и снова этот взгляд снизу вверх.
- Я бы его тебе даже подарил, но меня сестра убьет, если узнает, - стараюсь улыбнуться и понимаю, что снова рассматриваю парня.
- Меня кстати Женя зовут, - парень, наконец, отрывается от игры с “отродьем”, встает и протягивает мне руку.
- Глеб.
Черт! Надеюсь, мне показалось, что моя рука дрогнула.
- Вы где-то здесь живете? – спрашивает Женя, отпуская мою руку и направляясь к парку.
- Да, в соседнем доме, - отвечаю, догоняя его.
- Получается один живете, раз песик ваша “головная боль”?
- Один. Уже почти пять лет, как мы с женой развелись.
Ну, так и понеслось. Мы гуляли в парке, курили, разговаривали. Оказалось, что Женя работает программистом. С Кирой они учились в одном институте, только на разных отделениях. Потом стали жить вместе.
- Слушай, мне в магазин надо бы. Может, дойдем? – вспоминаю вдруг, что хотел сигареты купить, да и холодильник у меня пустой.
- Ну, пойдем.

- Черт вас побери! Девушка, ну не оставлю же я эту хрень на поводке у двери! Да его даже кошки загрызут! – распинался я, стоя рядом с непропускающей меня девушкой-охранником.
- Мужчина, с животными вход запрещен. Нужно было оставить его дома, если собирались в магазин.
Я уже хотел было начать крыть дамочку трехэтажным, как мне на помощь пришел Адам. Тьфу, ты! Женька.
- Глеб, давай я здесь подожду вместе с ними, - парень кивнул на своего спаниеля и улыбнулся.
- Спасибо, - я тут же спихнул ему Кекса и, бросив торжествующий взгляд на девушку-охранника, направился в магазин.
Так, а теперь думаем. Какого черта, я не знаю, как себя вести с парнем? С чего я вдруг пялюсь на него каждые пять минут? Надо взять себя в руки. Иначе он что-нибудь заметит.
Купив все необходимое, выхожу из магазина и вижу, как рядом с Женькой крутится какая-то блондинистая дамочка. Руки сами сжались в кулаки. Черт! Я его еще и ревную. Кошмар! Никогда не чувствовал себя более отвратительно.
- Такой милашка, - девушка гладит мое “отродье” и строит глазки моему Адаму. А-а-а!!! Ну что я говорю, то есть думаю?
- Спасибо, что присмотрел за ним, - улыбаюсь Женьке, забирая с его рук Кекса и игнорируя блондинку. – Пойдем?
- Да не за что. Пошли, - отвечает и он мне с улыбкой.
Совсем не похож на парня, которого недавно кинула девушка, видимо у них действительно все не так гладко было.
- Извини, нам пора, - а это уже предназначено блонди.
Стоило нам только немного отойти, как парень громко рассмеялся. Я недоуменно уставился на него. Неужели, он что-то понял?
- Нет, ты представляешь, когда я сказал, что хозяин Кекса мой друг, она решила, что мы геи. Блин! Надо было не объяснять ей, откуда у тебя такой песик. Я бы посмотрел на ее лицо, когда она увидела бы брутального тебя с ним на руках, - Женька даже остановился, смеясь и рассказывая мне, что произошло.
- А ты думаешь, все геи – женоподобные мальчики?
О, Боже! Что я сейчас сказал? Нет, главное, зачем?
- Да нет, я, конечно, понимаю, что среди почитателей мужской красоты есть и такие брутальные как ты. Только вот ты мне гея как-то совсем не напоминаешь. К тому же пока мы гуляли в парке, ты раздевал глазами встречающихся девушек, и я не заметил, чтобы посмотрел хоть на одного парня. Ну, разве что на меня, - понемногу успокаиваясь, говорил парень. И его последняя фраза заставила мое сердце упасть куда-то вниз.
Пока я думал, бежать сейчас или дождаться, когда меня начнут обвинять в домогательстве, Женя уже окончательно успокоился и продолжил говорить: – Слушай, ты как к футболу относишься? Может, сходим сегодня в спорт-бар? Я давно там не был, а сегодня игра.
Черт! Я не успеваю за его мыслями.
- Ну, я не против.
Зачем я согласился? Рядом с ним я чувствую себя идиотом, а если я еще выпью? Может отказаться, пока не поздно?
- Вот и отлично! Дай мне свой номер.

Он позвонил. Пару минут назад. Сказал, чтобы через полчаса я выходил.
У меня еще есть возможность отказаться.
Через полчаса стою у его подъезда, докуривая недавно начатую пачку. Блядь, да я перед первым сексом так не нервничал! Какого черта, я на него так реагирую?
- Извини. Я задержался, только что позвонила Кира.
Женька вышел из подъезда… со Стенли? А собака зачем? Так, стоп! Он сказал Кира? Неужели она возвращается. Что-то мне совсем поплохело.
- Она не сможет заехать за Стенли, у нее сестра заболела. Надо за ней присмотреть. Ничего, если мы сначала завезем ей пса?
Всего лишь? Как камень с сердца.
- Да без проблем.
Я опять ему улыбнулся. Ну ладно, у меня даже как-то настроение поднялось. Ох, главное чтобы только оно.

Передача Стенли прошла без приключений. Девушка забрала пса и, поблагодарив, ушла. Правда, на меня она посмотрела как-то недоброжелательно. Хотя, наверное, мне только показалось. Я вообще не могу отделаться от чувства, что все знают, о чем я думаю, находясь рядом с Адамом. Надо с этим что-то делать, а то неизвестно чем это может закончиться.

- Ну, все, прошлое осталось в прошлом. За новую счастливую жизнь! – улыбаясь, произнес тост Женька, когда мы уже сидели в баре. – И за знакомство.
Честно говоря, футбольным фанатом я не являюсь, и в этом месте чувствовал себя не в своей тарелке. Ну ладно, сейчас выпью и расслаблюсь, будет проще. Кто ж знал, что моим надеждам не суждено сбыться.

Утро после знатной пьянки это страшно. И это утро исключением не стало. Я еще и глаза то не открыл, а голова кругом. Начиная просыпаться, понимаю, что я не один. Тепло чужого тела, дыхание на шее, нога, закинутая на мое бедро, поверх которой лежит моя рука. Степень волосатости этой самой ноги несколько напрягает, но я продолжаю анализировать свои ощущения, по-прежнему не открывая глаза. Ну, возбуждение вполне логично в такой ситуации, если бы не одно “но”. Сквозь тонкую ткань белья я чувствую, как мне в пах упирается эрегированный мужской орган, а начинающее проясняться сознание подкидывает картинки вчерашнего вечера. Ничего непоправимого не произошло, но надо же мне было так напиться в компании парня, которого хочу. Я идиот!
Пока я мучился воспоминаниями, причина этих самых мучений зашевелилась у меня под боком, но вдруг резко замерла. Вот черт! Почему я не встал, сразу как проснулся? Ладно, признайся хоть себе, Глеб, ты ведь не хотел выпускать это чудо из объятий.
Открываю глаза, и встречаюсь с озадаченным взглядом голубых глаз. Поняв, что я не сплю, парень стремительно краснеет, осторожно убирает ногу с моего бедра и медленно начинает отползать назад. Я не удерживаю его, но взгляд не отвожу. Продолжает отодвигаться. Вот только кровать-то не бесконечная…
- Адам…
Вот черт! Не успел. Парень с грохотом свалился с кровати.
- Как ты меня назвал? – послышалось с пола, после чего показалась голова брюнета.
- Бля, - на большее меня не хватило. Нет, ну я точно идиот.
- Ты все-таки гей? – это голубоглазое чудо смотрело на меня с каким-то детским любопытством. Хм, он еще не собирает вещи и даже не пытается дать по моей наглой роже?
- Вообще-то нет.
Что-то мне кажется, я сейчас выгляжу крайне абсурдно так серьезно это говоря в то время, как взглядом пожираю любопытного мальчишку. Ну, он не мальчишка, конечно, но у нас с ним разница в возрасте немаленькая.
- Мне нужно в душ.
Парень осматривается, видимо в поиске своих вещей. Кстати, какого черта они раскиданы по всей комнате? Слежу за направлением его взгляда, который останавливается на моем халате, висящем на дверце шкафа.
- Я возьму? – лыбится это чудо и, не дождавшись ответа, утаскивает халат и скрывается в коридоре.
Жесть! И что сейчас было? Кажется, я в этой жизни чего-то не понимаю.
С трудом встаю с кровати, голова раскалывается. Иду на кухню, нахожу таблетки, глотаю и запиваю стаканом воды. Хм, а этот кажись, не знаком с таким “замечательным” понятием, как похмелье. Счастливый.
Пока он там плещется, решаю хоть бутерброды сделать и кофе сварить. Увлеченно следя за бурлящим в турке напитком, не замечаю, как Женька появляется на кухне. Разлив кофе по кружкам, поворачиваюсь, чтобы поставить их на стол к уже готовым бутербродам, и натыкаюсь на внимательный взгляд голубых глаз.
- Не слышал, как ты зашел, - поясняю свое замешательство.
Парень лишь лыбится в ответ.
- Ты говорил, что разведен. А дети есть?
- Есть. Дочь. В этом году школу закончила, - отвечаю несколько обескураженный таким вопросом. Что это он интересуется моим семейным положением?
- Значит ей лет семнадцать уже, - задумавшись, говорит Адам. Тьфу, ты! Женька, – тогда тебе должно быть около сорока.
Вопросительный взгляд все с тем же детским любопытством. Я аж бутербродом подавился.
- Ну да. Тридцать девять, - отвечаю прокашлявшись.
- Понятно, - о чем-то задумавшись, протянул парень.
- Ты мне почти в сыновья годишься, - зачем-то говорю я.
Парень серьезно посмотрел на меня. С минуту молчал, а потом выдал такое, что я был безумно рад, что ничего в данный момент не ел и не пил, иначе опять бы подавился.
- Тебя смущает такая разница в возрасте?
Я молчу. Просто не знаю, как реагировать. Может, он все понял и просто решил приколоться?
- Ты правда не гей?
Не понял, он что расстроен?
- А что, похож?
- Честно говоря, нет. Но ты так смотрел на меня сегодня, когда мы проснулись… да и сейчас.
- Просто неожиданно было проснуться, обнимая парня, да еще и со стояком.
Женька на мой ответ улыбнулся и продолжил этот странный разговор.
- А тебе никогда не хотелось попробовать с парнем?
- Не задумывался, - вру я, стараясь делать это как можно правдоподобнее.
- А ты задумайся, - видимо не думая, выпалил парень и тут же покраснел.
Что он делает? Он ведь не гей. У него была девушка. Он же полчаса назад сам от меня шарахнулся.
- Ты красивый, - Женька протягивает руку и проводит по моей щеке. Я же пялюсь на него, не зная, что делать.
Правда он тут же резко отдергивает руку, вскакивает со стула и быстро собирается сбежать, но останавливается уже у двери.
- Извини. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, еще действие алкоголя не прошло.
Говорит не оборачиваясь. Голова опущена, руки как-то обессилено сжимаются в кулаки. Не знаю, что заставляет меня это сделать, но я встаю, подхожу к нему и обнимаю за талию. Без слов. Успокаивать не пытаюсь. Он же не девушка, может ему неприятно будет такое обращение. Женька сразу как-то расслабляется. Так и стоим, молча. Мои руки на его талии, его лежат поверх моих. Утыкаюсь носом во влажные после душа темные волосы, вдыхая запах своего шампуня. Так становится хорошо. Я успокаиваюсь впервые после их с Евой ссоры.
Потом Женька повернулся ко мне лицом и, не смотря в глаза, быстро прижался к моим губам. Я приоткрыл рот, впуская его и отвечая на поцелуй. Вот тут-то мне крышу и сорвало. Я крепче прижал парня к себе, руки поднялись наверх, начиная стягивать халат с его плеч. На мне были только спортивные штаны, и руки Адама, уже вполне себе уверенно, гладили мою спину. И черт, как же не похожи эти сильные властные прикосновения на женские. Но самое страшное, что мне это нравится. Нравится чувствовать сильное мужское тело, выгибающееся в моих руках. Нравится ощущать его возбуждение.
Я уже развязал пояс халата, намереваясь увидеть это желанное тело во всей красе, как раздался звонок домофона. Мы тут же отскочили друг от друга. Женька снова завернулся в халат и теперь дрожащими руками завязывал пояс. Я пошел открывать.
Ну конечно, кто еще может ко мне прийти без предупреждения? Только Стас и сестрица. Надеюсь, она хоть без детей.
Стою в коридоре, вертя в руках брелок на ключах. Спиной чувствую взгляд.
- Это сестра. Возможно с детьми, - поясняю, не оборачиваясь, а сам не знаю радоваться приходу Риты или злиться, что она как всегда не вовремя.
Продолжаю нервно крутить брелок и чуть не роняю его, когда раздается звонок в дверь. А стоило только открыть, как меня чуть не сбили с ног. Все-таки с детьми.
- Привет.
Впускаю гостей и закрываю дверь.
- Что у тебя с телефоном? Почему не отвечаешь на звонки? – хмурится сестра.
- Не знаю. Может, разрядился. Ты поэтому пришла?
Ухожу в спальню искать телефон. Должно быть, в кармане джинс остался. Рита идет за мной. Вот черт! Я даже постель не заправил, и по всей комнате раскиданы наши с Женькой вещи.
- Ты не один? – интересуется сестра, поднимая с пола Женькину футболку.
- Друг ночевал. Вчера были в баре. Как вернулись, честно говоря, не помню.
- Раздевались на скорость? – усмехается Рита.
- Не могу знать. Точнее вспомнить, - искренне недоумеваю, пожимая плечами.
Так, а что это тройняшки замолчали? Никак нашли парня. Вот невезуха-то! Бросаю джинсы, в кармане которых обнаружился телефон, обратно на пол и иду на кухню.
- Разрядился, - показываю сестре мобильный, проходя мимо.
На кухне наблюдаю интересную картину. Красный как рак Женька сидит на стуле, завернувшись в халат так, словно пытается спрятаться, а перед ним три чертенка, явно чего-то от него ждущие.
- Так, парни, хватит Женьку мучить. У него похмелье, - нависаю над мальчишками, изображая строгого надзирателя.
Три пары зеленых глаз тут же поднимаются на меня. Губы Вальки растягиваются в какой-то подозрительной ухмылке.
- Гле-е-еб, - тянет мое имя этот чертенок, продолжая лыбиться, – а кем тебе приходится этот парень?
- Друг и товарищ, - отрапортовал я в шутливой манере, совершенно не задумываясь.
- А почему на нем твой халат? – подхватил Ромка.
Так, это к чему все вопросы? Боже, дети, что в ваших головах творится? Ладно бы на месте Женьки была девушка, но он даже не похож на девушку. Так я мог хоть подумать, что перепутали. Надеюсь, я просто неправильно понял.
- Мы вчера были в баре. Выпили. Женька остался у меня, так как до меня ближе было идти. Сейчас в душ сходил, надо было что-то одеть, вот я и дал ему халат. Еще вопросы?
- А засос у него на шее откуда? – это уже Гера присоединился к братьям.
Засос?! Черт возьми! Когда?
Парень инстинктивно дернулся, ощупывая шею. Конечно, нащупать он ничего не мог, а бежать к зеркалу под взглядами пяти пар глаз, видимо не решился. Зато я, как и все остальные, прекрасно видел свежий след, который недавно сам и оставил на загорелой коже.
- Дети, - раздался у меня за спиной голос Риты, – если вы не заметили, эти два человека одного пола.
Валька хотел было возразить матери, но та не дала и слова сказать.
- Так что оставьте свои неуместные фантазии, - продолжила сестрица, – и вообще, что за мысли такие? Видимо отцу стоит провести с вами беседу.
Дети обиженно посмотрели на мать, но продолжать допрашивать меня и бедного Женьку не решились.
- Ладно, Глеб, раз ты живой, мы пойдем. В следующий раз проверяй телефон.
Пацаны тут же скрылись в коридоре, словно забыв, что только что было. Только Валька еще раз окинул взглядом растерянного Женьку.
- Я, конечно, никогда за тобой подобного не замечала, - заговорила Рита, убедившись, что мальчишки не слышат, а смеются и болтают, одеваясь. – Да и ориентацию тебе менять, по-моему, уже поздновато. Вот со стороны все это выглядит именно так. И ничего удивительного, что дети так отреагировали. Ты же знаешь, что они всегда говорят все напрямую.
Внимательный взгляд Риты изучал Женьку, должно быть мечтающего исчезнуть из этого сумасшедшего дома как можно скорее. Парень бросал взгляд то на меня, то на сестру. Он даже не пытается ничего отрицать. И что я должен делать? Господи, ну почему Рите приспичило сегодня мне звонить и искать?
- И вообще, сколько ему лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Он же тебе в сыновья годится.
- Двадцать три, - говорю, смотря на своего Адама.
- Что ж, надеюсь, это все-таки недоразумение. Попробуешь, перебесишься и успокоишься. Найдешь девушку.
Какое-то время мы все молчим. Из коридора по-прежнему доносятся веселые голоса тройняшек и их копошение.
- Какого черта, Глеб? Уж женским вниманием ты никогда не был обделен, - все-таки срывается Рита и начинает кричать. Мне даже показалось, что начавший успокаиваться Женька вздрогнул от ее голоса.
- Не знаю, Рит, - спокойно отвечаю я и киваю в сторону коридора. – Дети ждут.
Девушка еще раз посмотрела на Женьку, потом на меня и ушла. Я пошел проводить их.
Вернувшись на кухню, посмотрел на забравшегося с ногами на стул Женьку. Он обхватил колени руками и уткнулся в них лицом. Так захотелось его обнять, но кто знает, как он отреагирует на это теперь.
- Прости за этот цирк, - говорю, опускаясь на стул рядом с ним, – они постоянно какую-нибудь ерунду наговорят - дети.
- Ерунду… Почему ты ничего не отрицал перед сестрой? – парень поднял голову и теперь смотрел куда-то перед собой.
- Не знаю.
- Я тебе нравлюсь?
Я обернулся к нему. Парень внимательно смотрел на меня.
- Нравишься, - продолжаю отвечать односложно, все слова куда-то пропали.
- Тогда поцелуй меня, - уверенно, в голосе ни малейшей дрожи, выдающей сомнение или страх.
Наклоняюсь к нему, провожу рукой по гладко выбритой щеке, подбородку, большим пальцем касаюсь приоткрытых губ. Парень замирает и тяжело дышит. Все-таки ему страшно. Приближаю его лицо к своему, держа за подбородок, и целую. Осторожно, словно ожидая, что меня оттолкнут. Мелькает мысль, что, наверное, моя щетина неприятно колется. Странно, впервые об этом подумал.
Женька отвечает на поцелуй так же не торопясь, нежно, но не так, как девушки. В этом поцелуе все равно чувствуется какая-то сила, власть. Он, как и я, привык брать, а не отдавать.
- Ты понимаешь, что поцелуями и ласками я ограничиться не смогу? Ты готов… - ну вот, даже не знаю, как говорить. Я же не намерен позволить пацану меня трахать.
- Я понимаю, - шепчет он мне в губы, – не волнуйся, я прекрасно осознаю, на что иду.
- Так легко готов лечь под незнакомого мужика? А ты - блядь, мальчик, - шепчу ему на ушко, кусая за мочку. Нет, ну я, правда, не понимаю этого. Парень же тихо стонет и сильнее прижимается ко мне.
- Я время от времени совершаю всякие глупости. Еще ни разу не пожалел, - улыбается он, снова смотря мне глаза.
Боже! С кем я связался? Он ненормальный!
- Главное, потом не обвиняй меня в изнасиловании, - возвращаю ему улыбку и целую, уже более настойчиво и страстно.
До спальни мы добрались довольно шустро, правда, посчитав по дороге все углы. Раздеваться долго тоже не пришлось. Халат с Женьки я снял еще на пути к кровати, а мои штаны вместе с боксерами он стянул, как только мы завалились на смятые уже одеяла и простыни. Я сходил с ума от прикосновений к этому телу, так потрясающе было чувствовать над ним власть. Я целовал, оставляя на теле парня метки, словно пытаясь заклеймить. Мой! Он только мой! Я чувствовал жар его тела, его страсть, его возбуждение. Эти чувства сводили с ума, опьяняли, но не позволяли насытится. Хотелось большего, хотелось осознавать, что он отдает мне всего себя. Сам, добровольно.
Все произошло как-то быстро. Я попытался его растянуть, смазки, естественно, не было, так что просто облизал пальцы и стал вводить. Сдерживаться долго я уже не мог, и когда я вошел, парень вскрикнул от боли, но остановиться не попросил, лишь кивнул, чтобы я продолжал. Я, правда, старался быть осторожней, но это не реально - сдерживаться, когда так хочется вколачиваться в это тело со всей яростью, со всей страстью. Правда, вскоре он сам начал двигаться мне навстречу и застонал иначе, уже явно не от боли. Кончив, я покинул его тело и упал рядом. Пытаясь отдышаться и унять учащенное сердцебиение, услышал его сдавленный стон. Черт! Он-то не кончил со мной. Приподнимаюсь и вижу, как он вытирает руку о простынь. Ну, я и сволочь все-таки! О нем даже не подумал. Парень свернулся, согнув колени, словно прячась, закрываясь. Я смотрю на это уставшее, дрожащее тело, не зная как себя дальше вести. И тут взгляд натыкается на кровавые пятна на простыне. Вот черт!
- Прости, - говорю, положив руку ему на плечо, нет, едва касаюсь горячей кожи. Он вздрагивает. Я почему-то сразу отдергиваю руку и инстинктивно отстраняюсь. Должно быть, ему неприятны мои прикосновения. Я причинил ему боль и даже не подумал остановиться. Еще и вынудил самого доводить себя до разрядки. Противно. Такое отвращение появилось к себе.
- Глеб… ты чего?
Даже не заметил, что он повернулся, и теперь растерянные покрасневшие глаза смотрят на меня, а рука, заметно подрагивающая, застыла в паре сантиметров от моего лица.
Глаза красные… плакал?
- Прости меня, пожалуйста, - говорю, отводя глаза. Не могу смотреть на него. Мне стыдно за то, что я сделал.
- Дурак.
Женька подползает ближе ко мне, немного хмурясь и закусывая губу. Ему больно. Потом обхватывает рукой мою шею и, посмотрев в глаза, целует. Ничего не понимаю.
- Женя? – шепчу его имя, когда он, наконец, отрывается от моих губ.
- Да, было больно. Но это не так уж страшно потому, что потом стало реально круто, - он говорит тихо, улыбаясь и смотря мне в глаза, словно делится чем-то сокровенным. Хотя это ведь, и, правда, нечто очень личное, о чем не скажешь постороннему. – Если бы ты еще не бросил меня самого себе дрочить, то было бы вообще замечательно. Эгоист ты, Глеб!
Парень наигранно надулся и отвернулся. Я засмеялся. Он непонимающе посмотрел на меня.
- Не идут тебе эти кривляния и жеманство, - сквозь смех отвечаю я на немой вопрос в глазах парня, – выглядишь крайне абсурдно.
Женька лишь улыбнулся в ответ на мои слова.
А потом мы просто лежали рядом, говорили и целовались. Много целовались. Никогда бы не подумал, что мне может быть так приятно обнимать мужчину, прикасаться к нему, целовать его. Впервые после развода с Настей мне было так хорошо. Неужели я нашел того человека, который мне нужен? Было бы здорово, если бы он остался со мной. Остался навсегда.

***
- Пиздец! Глеб, да ты извращенец! – завопил Женька на всю квартиру.
Я же вот уже битый час говорил с Ритой, пытающейся убедить меня перестать дурачиться, это она про наши с Женькой отношения. Ну и естественно этот вопль парня она прекрасно слышала. Только меня сейчас ее реакция волновала меньше всего, потому как звуки, последовавшие за Женькиным возгласом, свидетельствовали о том, что эта зараза взломала файлы с записями с ним и Евой.
Я быстро сворачиваю разговор с сестрой и на ватных ногах иду в спальню. Женька сидит на кровати вполоборота к двери, перед ним мой ноутбук. На экране он и Ева. На кухне. На столе.
Парень оборачивается, видимо почувствовав мое присутствие. Я нервно сглатываю. Женька ошалелыми глазами смотрит на меня.
- Ты дрочил, глядя, как мы с Кирой трахаемся?!
Я, наверное, никогда не привыкну к его эмоциональным всплескам. Хотя, похоже, после сегодняшнего мне снова придется привыкать к одиночеству и возвращаться к случайным связям. Интересно, сложно ли найти в клубе парня, чтобы быстро перепихнуться?
- Бля-а-а!!! Я связался с маньяком! Я добровольно трахаюсь с маньяком! Жесть! Так, стоп. Это получается, что наша встреча не была случайной?
- Встреча была случайна. Я не собирался с тобой знакомиться. Я вообще был тогда расстроен, что Ева ушла.
- Кто? Ева? – парень пару минут думал, видимо сопоставляя что-то, а я молчал. Желания оправдываться не было. – Вот же, бля, юморист!
Парень валялся на кровати, схватившись за живот и смеясь. Блин, истерика у него что ли.
- Ну, ты даешь! Я-то все голову ломал, что за Адам у тебя может быть. Сам утверждал, что не гей, а кончая, произнес мужское имя и не мое, - Женька пытался успокоиться и объяснить причину своего смеха. Я назвал его Адамом? Черт! А ведь даже не помню. – А теперь оказывается, что все-таки мое.
Прошло почти полчаса. Это лохматое нечто в одних трусах все еще продолжает ржать и выдавать что-то нечленораздельное. Я сижу на кровати с краю и, молча, наблюдаю за его истерикой. Не злится, не орет на меня и не пытается ударить. Мне надо радоваться? Вроде да. Но этот смех уже начинает напрягать и вызывать опасения.
Парень успокаивается еще через минут пятнадцать. Подползает ко мне и ложится мне на колени. Голубые глаза снова смотрят серьезно.
- Тебе она нравится, да? – голос холодный и жесткий. Такое чувство, что мне сейчас влепили пощечину.
- Кто? – не понял я.
- Кира. Ну, или как ты ее назвал Ева, - а вот теперь еще и язвительность. Все-таки он не умеет скрывать эмоции.
- С чего ты взял?
- Ты наблюдал за нами. А сейчас сказал, что не собирался со мной даже знакомиться. Тебя интересовала она, а я просто подвернулся под руку. Просто вещь, которой пользовалась она. Ты как фанатик захотел получить то, что принадлежало объекту желания.
Женька поднялся и сел чуть в стороне от меня, как обычно обхватывая колени руками.
- Жень, не говори ерунду. Я наблюдал за вами без мысли заполучить кого-то из вас к себе в постель. Мне просто нравилось смотреть. Черт! Ты что никогда не смотрел порно? Это тоже самое, только живее, потому что чувства и эмоции настоящие.
Парень молчал и по-прежнему не смотрел на меня. Я встал с кровати и опустился на пол напротив него. Губы сжаты в тонкую линию, глаза отводит, упрямо не желая смотреть на меня. Почему-то мне стало очень больно от того, что он не верит. Я бы даже сказал, обидно. И я решил все рассказать. Все как есть.
- Когда вы поссорились, и она ушла, я всю ночь не спал. Думал, что будет дальше, как будет без нее. Я привык к вам и не хотел верить, что все кончено. Но Ева не возвращалась, а я все равно продолжал наблюдать за тобой и начинал ловить себя на мысли, что любуюсь тобой, хочу прикоснуться. Мне вдруг стало интересно узнать какие у тебя глаза. Я же никогда не видел вас на достаточно близком расстоянии, и возможности рассмотреть не было. Столкнулся я с тобой случайно. Засмотрелся на проходящих девушек и не заметил, что ты вышел из подъезда. Стоял и смотрел на тебя как идиот. Думал ты шарахнешься от меня, как от ненормального, или по роже дашь, но отвести взгляд не мог. Глупо наверное звучит. И выгляжу я, должно быть, ужасно глупо и жалко. Сорокалетний дядька стоит тут перед тобой на коленях и пытается оправдаться. Наверное, противно смотреть.
Ну вот, теперь уже я отвожу взгляд и сижу в стороне, гладя прибежавшего Кекса.
Уходи уже. Надоел этот бессмысленный разговор. Просто уйди и оставь меня. Да, я идиот. Поверил, что что-то у нас может получиться. Дурак.
- Уходи, - сам не узнаю свой голос.
Тишина в ответ. Он так и сидит на кровати. Самому уйти что ли?
Не знаю, сколько мы так просидели в молчании.
Слышу скрип кровати. Женька опускается на пол рядом со мной. Не прикасается. Просто сидит напротив.
- Извини. Я устроил истерику, ни в чем не разобравшись.
Он говорит тихо. Я не смотрю на него, смотрю на млеющего от ласки Кекса. Молчу, задаваясь вопросом, и часто он так ищет повод поругаться?
- Я испугался. Просто решил, что меня лишь использовали. Мне стало больно. Я пытался защититься. Глеб… не прогоняй меня, пожалуйста.
Не двигается. По-прежнему не прикасается. Молчу.
- Ты, правда, хочешь, чтобы я ушел?
Ничего не отвечаю. Я уже сам не знаю, чего хочу. Мне не нравится, что с ним так сложно говорить.
- Хорошо. Прости, что навязался.
Встает. Уходит.
Тихие шаги в коридоре.
Скрежет ключа в замочной скважине.
Дверь закрылась почти бесшумно.
Вот теперь конец. Не тогда, когда от него ушла Ева – сейчас, когда он ушел от меня.
Что я сейчас сделал? Что я сделал своим дурацким молчанием?
Встаю и иду к окну. Он переходит улицу и скрывается за углом дома напротив, своего дома, а я иду и ложусь на смятые им недавно простыни, зарываясь носом в подушку. Здесь все пропиталось его запахом. Зачем я его отпустил? Что теперь будет?

Когда я проснулся, уже стемнело. Мне так захотелось снова провалиться в сон, чтобы не вспоминать сегодняшний день. Радуйся, Рита, я больше не буду дурачиться… с Женькой. Я пойду в клуб искать парней на одну ночь, чтобы тупо потрахаться. Как тебе это? Нравится?
Встаю и иду в ванную. Умываюсь холодной водой. Как же глупо все получилось. Зачем я тогда согласился пойти с ним в бар? Зачем потом поддался желанию обладать им? Зачем? И почему, черт возьми, мне сейчас так херово?
Жил бы спокойно, трахал девок. И не было бы мыслей о мальчишке, который годится мне в сыновья.
Иду на кухню. Достаю из холодильника молоко. Его молоко. Я его вообще не пью. Смотрю в окно, отсчитывая третьи сверху крайние слева окна в доме напротив. Света нет. Спит? Или ушел? А если что-то случилось? От последней мысли аж сердце сжалось. Рука сама потянулась в карман за телефоном. Заученный, но так и не вбитый в список контактов номер. Гудки. Долгие гудки. Не берет трубку. Не слышит или не хочет со мной говорить? Или… Нет! Никаких “или”! Набираю снова. Сбросил вызов. Не хочет говорить. А что я хотел? Сам ведь прогнал его.
Иду в комнату, одеваю первую попавшуюся футболку. Она тоже пахнет им.
В коридор. Обуваюсь. Дверь не заперта. Ключ он, конечно, не взял, когда уходил. Кекс вертится у моих ног. Выхожу, он за мной. Без поводка. А если убежит? Да плевать. Он мне не нужен.
На улице прохладно. Небо затянули тучи.
Подхожу к его подъезду и понимаю, что даже номер квартиры не знаю. Снова пытаюсь дозвониться. Абонент недоступен.
Наверное, около часа сижу на скамейке перед подъездом, курю. Сигареты вскоре закончились, и пустая пачка отправилась в урну. Кекс устроился у меня на ботинке, свернувшись клубком. Ему, наверное, холодно.
Проскакиваю в подъезд лишь еще минут через двадцать, когда выходит какая-то женщина. И что дальше? Где находится его квартира я, конечно, просчитал, пока кормил комаров на улице, но ведь он все равно не откроет.
Минут десять я звонил, но за дверью тишина. Ни звука, кроме раздражающей трели звонка.
Опускаюсь на ступени, облокотившись спиной на перила. Хочу курить.

Вздрагиваю от того, что кто-то прикасается к моему плечу. Открываю глаза. На меня в упор смотрят голубые глаза Женьки. Это был сон? Пожалуйста, скажите, что это мне просто приснилось!
- Что ты здесь делаешь? – хмурясь, спрашивает парень и отходит в сторону.
- Где ты был?
- Дома.
- Почему не открывал?
- А зачем?
Смотрит с вызовом. Обвиняет. Не хочет меня видеть. Я снова причинил ему боль, только теперь уже не физическую. И это всего лишь за две недели.
- Я не хотел, чтобы ты уходил.
- Но ты сам сказал мне уйти.
- Я дурак.
- Я знаю.
И снова молчание.
Я уже хотел встать и уйти, как за спиной щелкнул дверной замок.
- Зайдешь? Ты у меня еще не был.
Он простил?! Он, правда, меня простил?!
Сижу, смотрю перед собой и не могу поверить в собственное счастье.
Видимо парень истолковал мое молчание по-своему. Я услышал тихий вздох и звук закрывающейся двери.
- Жень.
Звуки стихли. Мне даже показалось, что весь мир замер в ожидании.
- Женька, будь моим Адамом.
С минуту стояла жуткая тишина. Я, наверное, никогда так ничего не боялся, как его ответа сейчас.
Потом была тихая усмешка и приближающиеся шаги.
- По-моему, в нашем случае я – Ева.
Оборачиваюсь и встречаюсь со смеющимся взглядом голубых глаз.
- А ты – Змей-искуситель.

@темы: слэш, ориджинал

---

«Четыре «бесконечности» Кима»

Название: Четыре «бесконечности» Кима
Автор: Lilit Griz
Бета: misterylk
Фендом: Ориджинал
Рейтинг: PG
Жанр: слэш, ангст
Размер: мини
Саммари: Прохладная майская ночь. Удушливый запах сирени разбавила вечерняя свежесть и дым сигарет. Ким сидел на подоконнике в комнате, где провел детство, и пускал мыльные пузыри, наблюдая, как они переливаются в лунном свете. Он вернулся. Вернулся туда, откуда сбежал три «восьмерки» назад, три долгих «бесконечности» назад…
Размещение: с разрешения автора
Благодарность: огромное спасибо Sarah за помощь)


Ким сидел на подоконнике у раскрытого окна. Странно, что стекла в этой комнате целы, ведь дом разграблен, так как тут давно никто не живет. Бродяги уже все, что могли, растащили, даже линолеум с пола содрали и старый флюгер с крыши сняли. Ким отлично помнил этот флюгер – он был в виде птицы. Кажется, делал его еще дед или прадед. Ким не знал, что это за птица - это не имело значения. Отец когда-то любил называть ее чайкой, а мать смеялась в ответ со словами, что таких романтиков как он больше не осталось. И Ким, хоть тогда еще и не очень понимал, о чем речь, но был с ней согласен – для него ведь вообще было не важно, что это за птица.
Мужчина окинул взглядом заброшенный цветущий сад, задержавшись на неподвижно замерших качелях. Такое чувство, что мир заснул каким-то волшебным сном. Ким никогда не любил сказки и не верил в волшебство. Все, что преподносила ему жизнь, всегда приносило только боль и неприятности. Он не понимал, зачем тешить себя такими откровенно лживыми глупостями.
Мужчина растерянно потряс в руке пеструю баночку с мыльными пузырями, открутил крышку и легко подул. В воздухе поплыла вереница, переливающихся в лучах заходящего солнца, призрачных шариков. Глупость. Несвойственная ему сентиментальность. Нет, он не видел в этом особой красоты. Просто как-то само собой получилось, что он купил эту детскую ерунду, когда направлялся сюда. Для него это всего лишь воспоминание…

В тот день Ким убежал из дома, мечтая оказаться как можно дальше от пьяного отца и плачущей матери. Мальчик сидел на скамейке и плакал, когда услышал звонкий смех. Совсем рядом с ним девочка с короткими светлыми кудряшкам бегала и пускала мыльные пузыри. Это было так дико для Кима: он не мог понять, его раздражало то, что девочка смеется, в то время как он плачет, и его привычная жизнь рушится. Родители как обычно ругались, потому мальчишка и убежал. Но он, конечно, не мог знать, что в этот самый момент отец, сжимая в руке нож, продолжал наносить удары уже бездыханному телу, и тем более не представлял, как изменится его жизнь с этого дня. Просто что-то внутри болело, вызывая подсознательный страх. И он - заплаканный восьмилетний ребенок - стоял и с обидой смотрел на смеющуюся девочку. А потом она упала. Споткнулась и упала. Девочка плакала, держась ручками за ободранные коленки. Цветная баночка лежала рядом на асфальте в растекающейся лужице мыльной воды. Тут же подбежала перепуганная мамаша, а Ким развернулся и пошел дальше. Уже не бежал. Это стало казаться глупым, бессмысленным. Перед глазами все еще была плачущая девочка и пестрая баночка в луже из несостоявшихся мыльных пузырей. Ким и сам не заметил, как вернулся к дому.
А там милиция и карета скорой помощи. Люди в белых халатах несут носилки, закрытые простыней. На белой материи некрасивые, пугающие красные пятна. Вокруг собрались соседи и просто прохожие. Кто-то из знакомых увидел Кима, и на ближайшие месяцы его вовлекло во всеобщую суматоху.
Отца осудили. Похорон матери Ким не запомнил. Все, что отложилось в памяти, это то, что было там от силы десять человек, среди которых он сам и психолог, у которого он наблюдался.
Ребенка усыновили родители его одноклассника и друга Егора. Мать Егора не могла остаться равнодушной, стоило ей только узнать, что мальчишка остался один. Еще улаживали все дела с документами, а Ким уже жил с ними. Он и раньше часто бывал у друга дома, и все там к нему очень хорошо относилась. Отца, правда, Ким видел всего пару раз - у того была своя строительная фирма, и из-за работы и постоянных командировок он редко бывал дома. Но мужчина согласился с решением жены, и Ким обрел новую семью. Но на самом деле со временем это станет для него чем-то иным – тем, что подарит ему ощущение волшебства, в которое Ким не верил. Правда и боли причинит гораздо больше, чем что бы то ни было раньше. Неправильная сказка со страшным концом, затянувшаяся на целых три «восьмерки» его жизни. Но пока, на ближайшие восемь лет, наступало затишье.

Мужчина проследил взглядом за очередной компанией глупых, но веселых пузырей, пока последний не лопнул, касаясь веток сирени под окном и оставляя на ее листьях влажный след. Мысли были тяжелые, давящие и ползли лениво, словно стараясь причинить как можно больше боли. Заходящее солнце уже не палило как днем, и легкий ветер приятно освежал кожу, донося из сада дурманящий запах сирени. Ким давно привык к этому запаху, еще в детстве. В свою самую первую «восьмерку»…

Детство Кима было самым обычным. У него были друзья, они вместе гуляли и играли, ходили друг к другу в гости. Только сам Ким не испытывал во всем этом никакой потребности – он просто делал то, что делали все. А каждый вечер, когда все расходились по домам, он шел в сад и сидел на качелях. Просто сидел. Отец все чаще приходил пьяный, и они с матерью постоянно ругались. Часто после ссор родители занимались сексом. Они могли даже не утруждать себя подняться в спальню, а просто устраивались там, где на тот момент оказались – на диване в гостиной, на полу, на кухонном столе. Отец бил мать, говорил какие-то грубости и пошлости, а после она плакала, закрывшись в ванной. Ким один раз попытался ее успокоить, но он плакал сам, и ему было страшно. Она же только накричала и отправила его спать. Больше мальчик не предпринимал попыток как-то утешить мать. Бывало, что когда родители слишком шумели, соседи вызывали милицию, и отца увозили. Но на следующий день он возвращался, и все начиналось снова. Со временем Ким к этому привык. Просто перестал реагировать. Он сидел на качелях в саду и смотрел на птицу-флюгер. А она была просто жестяной птицей, скучной и безымянной. Но это не имело никакого значения, она ведь даже не могла скрасить ожидание Кима, который в этот момент вспоминал, что раньше папа называл ее чайкой.
Когда родители переставали кричать друг на друга, шуметь и стонать, мать выглядывала в окно, удостоверяясь, что ребенок, как обычно, в саду. Ким возвращался домой. Давно остывший ужин ждал на столе, об этом мать никогда не забывала. Ким равнодушно жевал приготовленное, не обращая внимания на вкус. Не есть было невозможно, потому приходилось это делать, пускай и не очень хотелось. К тому времени, как Ким покидал кухню, пьяный отец уже спал. Мальчишка осторожно, чтобы не разбудить родителей, прокрадывался в душ, после чего так же добирался до комнаты и, закутавшись в одеяло, засыпал. Сны ему не снились. А может он просто никогда их не запоминал?

Мужчина закрыл глаза, которые начало неприятно щипать, и откинулся назад, опираясь на стену. Перед ним, в красноватой от вечернего солнца темноте, медленно вертелась птица-флюгер. Скрип давно не существующей жестянки резал слух, словно был вполне реален. Ким сильнее зажмурился, и звук стал еще резче, отдаваясь болью в голове. Но стоило только открыть глаза, и все стихло, оставляя лишь легкую головную боль.

Новую жизнь в новой семье можно было назвать счастливой. Теперь у Кима все стало так же, как и любого другого подростка. Конечно, это все произошло далеко не сразу, но забота, поддержка и участливое отношение новой семьи сделали свое дело. Мальчишка стал общительнее и даже приветливей, жизнерадостней. Общение с друзьями, не омраченное мыслями о скандалах родителей, действительно стало приносить удовольствие. У Кима появились друзья, не приятели как раньше, с которыми он просто пережидал время, чтобы подольше не возвращаться домой, а те, с кем ему было по-настоящему интересно. К тому же он был довольно симпатичным и пользовался популярностью у девушек, только вот никогда ни с кем не заводил серьезных отношений. Да и не вызывали у него особых эмоций ни пышногрудые, порой довольно откровенно одетые старшеклассницы, ни неприметные на их фоне сверстницы. Снова повторялась ситуация с птицей-флюгером – все девушки были для Кима одинаковы, он их просто не запоминал. Ну, тех, с кем общался постоянно, конечно, помнил, но таких были единицы, а так, он даже большинство одноклассниц не помнил по имени. Егор удивлялся такому равнодушию друга и порой подшучивал насчет его «голубизны». Ким на подобные подколки реагировал спокойно и предлагал парню самому это проверить. В итоге все сводилось к пошловатому стебу и дикому хохоту до слез. Хотя все же после пары таких разговоров Ким задумался и попробовал иначе посмотреть на парней. Но нет, все то же самое: такое же равнодушие, что и к девушкам, хотя и отвращения или неприязни это у него не вызывало. Правда попробовать однополый секс он не решался - все ограничилось лишь парой раз взаимных ласк с Егором, и только с помощью рук. А вот целоваться с Егором Киму нравилось больше чем с девушками. Что-то в этом было – напор, борьба за доминирование. Было не так скучно и предсказуемо, да и немного непривычно. Но не более того.
А потом, в начале одиннадцатого класса, хрупкий призрак возможного нормального счастья дал первую трещину. Врачи поставили матери Егора страшный диагноз – рак. Это стало ударом для них всех. Александр перестал сам ездить по командировкам, старался все свободное время проводить рядом с женой. Ким и Егор впали в состояние прострации. Киму, конечно, было не так тяжело как Егору – женщина хоть и стала близким ему человеком, но смерть своей матери он уже пережил, что было гораздо тяжелее. Хотя из-за произошедшего сейчас с его приемной матерью память все чаще против воли возвращала его в прошлое, заставляя переживать все заново.
И вот снова ненормально удушливый май. Одиннадцатый класс. Выпускные экзамены. Что потом? Ким даже не задумывался. Егор собирался поступать в Москву на юридический – туда же, где в свое время училась его мать-адвокат. Ким, наверное, с ним. Ему было не принципиально и, вообще, все равно где учиться. Хотя из-за неутешительного диагноза матери и общего крайне подавленного состояния Егора это тоже на данный момент не сильно волновало.
За прошедшие неполные восемь месяцев молодая еще женщина превратилась в немощную старуху, неспособную ничего делать самостоятельно. Александр перекинул всю работу на замов и ухаживал за женой. Для Кима находиться дома стало невыносимо, но он каждый день после школы возвращался сюда, потому лишь, что в компании, там, где у всех все хорошо, ему было еще хуже. Егор же загружал себя учебой и тренировками больше обычного, стараясь как можно меньше думать об умирающей матери. Все трое мужчин в этом доме, казалось, разучились улыбаться, погрузившись в беспросветный мрак страха и ожидания смерти.
И все же слишком жарко для мая. Дышать тяжело. И вот, в один из последних весенних дней, Ким вернулся домой раньше Егора, у которого была тренировка, и просто понял, что как-то слишком тихо. Парень задержал взгляд на лестнице, ведущей на второй этаж. Почему-то желания подниматься наверх в комнату не было. Ким, стараясь не задумываться, развернулся и ушел на кухню, достал из холодильника пачку сока, налил в стакан и медленно начал пить, мыслями возвращаясь в май восемь лет назад. Так странно… ведь почему-то запомнились только какие-то незначительные мелочи, не имеющие прямого отношения к произошедшему: непонятного грязно-зеленого цвета глаза диктора, ведущего в это время новости, и громкий надрывной лай соседской собаки; пьяный хохот отца и всевозможные ругательства, обращенные к матери и Киму; отражение облаков в луже у крыльца и плачущая девочка, недавно пускавшая мыльные пузыри. И, конечно, запах сирени, привычный, помогающий не забыть… Все же странная штука память. Она словно насмехается. Или все-таки пытается помочь?
Ким очнулся от воспоминаний, когда свет заходящего солнца уже заливал комнату своим рыжим теплом, играя на граненых стенках давно уже опустевшего стакана, а ведь вернулся домой еще днем, и солнце было высоко. «Егор задерживается», - подумал парень, посмотрев в сторону двери. Продолжать просто сидеть и предаваться не самым приятным воспоминаниям было глупо. Нужно всего-то сделать один звонок...
Через час приехала «скорая», затем участковый, потом Егор.
Ким хотел бы забыть, как друг ревел у постели матери. Хотел бы, навсегда вычеркнуть этот момент из памяти. Только он совершенно не желал забываться.
Парню не было страшно, нет. Скорее неприятно. Мертвое тело вызывало что-то сродни отвращению, находиться в одном помещении с ним совсем не хотелось. Киму было стыдно за это, отчего еще сильнее хотелось уйти, скрыть эти свои чувства.
Позже, закрыв дверь за ушедшими врачами и полицейским, он не стал возвращаться к Егору, а пошел на кухню. Снова достал сок из холодильника, но тот так и остался стоять рядом с пустым стаканом. А Ким сидел, сложив руки на столе и положив на них голову. Думать ни о чем не хотелось, только ни воспоминания, ни дурацкие вопросы упрямо не хотели его отпускать.
В голове назойливо копошились мерзкие в своей циничности вопросы: «Почему это произошло именно сейчас? Почему не после экзаменов? Всего-то один месяц остался…». Мысли по-прежнему не торопились, противно режа апатичное сознание. Были ленивы, но упорны, даже назойливы, и, как следствие, нестерпимо мешали. А Киму хотелось просто заснуть.
Егор к нему так и не спустился.

Мужчина отставил в сторону незакрытую баночку с пузырями и теперь курил, перебивая крепким запахом дорогих сигарет запах цветущей сирени. Он обернулся, осматривая свою бывшую комнату: заброшенное разгромленное помещение выглядело почти уютно, освещенное теплыми лучами закатного солнца. По углам переливались рыжим золотом нити паутин – сети, ловящие своих неосторожных жертв. Тишина этого пристанища воспоминаний была вполне живой, наполненной стрекотом кузнечиков, щебетаньем еще не заснувших птиц и множеством других неразличимых для Кима звуков и шорохов. На миг эту майскую тишину с запахом пыли и сирени нарушила тяжелая мелодия телефона, но мужчина, даже не посмотрев на номер, сбросил вызов. Звонить могли только по работе, больше ему никто не звонит уже почти как два года. Ким убрал телефон обратно в карман и вернулся к воспоминаниям, стараясь снова настроиться на звучание тишины.

После смерти жены Александр снова с головой ушел в работу и окончательно перебрался в свой домашний кабинет, почти перестав появляться в офисе. Ким даже однажды подумал, что мужчина старается реже покидать дом, то ли боясь чего-то, то ли цепляясь за место, хранящее столько важных для него воспоминаний. Предположение было весьма логичным, но вряд ли Александр смог бы признаться в этом хотя бы себе ни на тот момент, ни в последующем, когда временная «оттепель» в последний для него раз сменилось беспросветным холодным страхом. И пускай она, эта «оттепель», пока еще даже не маячила на горизонте, они с Кимом уже начинали проводить все больше времени вместе. Мужчина старался избегать одиночества, а парень рад был хоть своим обществом быть ему полезным. По правде сказать, общаться с отцом Егора Киму нравилось больше, чем с самим Егором, но эта мысль на тот момент выглядела еще вполне невинной, да собственно таковой и являлась. И именно благодаря этому общению парень и решил поступать в архитектурный, а после работать у Александра. Так в итоге и получилось. Уехать сразу парни просто не смогли. Егор, противореча своим прежним попыткам скрыться от произошедшего за учебой, теперь и представить не мог, как он может продолжать жить, что делать, когда матери больше нет. Ким же побоялся оставлять их с Александром одних. Им всем просто нужно было время. И спустя год парни все же поступили в один ВУЗ, но на разные специальности, а на каникулы ездили домой. «Домой» - именно так. Ким уже стал искренне считать дом Александра и своим домом.
А спустя год у Егора случился рецидив, депрессия не хотела его отпускать. Парень ушел в загул, завалил сессию и вдобавок поругался с отцом. Ехать домой на каникулы отказался. А Ким поехал. И Александр был рад, потому как одиночество в опустевшем доме было для него невыносимо. Ким проходил практику в его фирме, в это время и сам Александр стал появляться там чаще. О его жене и сыне мужчины оба, словно по молчаливому соглашению, старались лишний раз не говорить. Егор позвонил через две недели после отъезда Кима. Сказал, что все нормально, он договорился о пересдаче сессии и нашел место для прохождения практики. Александр облегченно вздохнул. Киму тоже показалось, словно груз с плеч упал.
С наступлением осени и началом учебы все стало возвращаться в норму. Только вот Ким чаще, чем раньше, наведывался на выходные домой, а Егор напротив, почти перестал там появляться. Общение между парнями постепенно сошло на «нет», но Ким это даже не сразу заметил. Просто в какой-то момент понял, что они почти не видятся и говорить им стало совсем не о чем. Единственной общей темой могло стать лишь прошлое, воспоминания о котором, так или иначе, оставляли неприятный тяжелый осадок на душе у обоих. Общение Кима вообще стало сводиться только к одному Александру – визиты на каждые выходные домой и ежедневная переписка через интернет. А на последнем курсе это общение с отцом друга перешло на совершенно иную ступень. Ким после не раз задавался вопросом, как так получилось, и когда он стал испытывать к Александру такие неправильные чувства, только найти ответы не получалось ни на следующий день после их первой совместной ночи, ни через два года, когда убили Егора, ни через еще восемь лет после его смерти, когда Ким похоронил и самого Александра. Егор, оставшись в столице, так и не узнал о том, как изменились отношения между его бывшим одноклассником и его отцом. А Ким лишь однажды после его смерти задумался о том, что было бы, если бы парень все узнал. Но смысла в этих мыслях не было, если Егор уже мертв. Как потом выяснилось, у парня возникли проблемы с деньгами, но обращаться к отцу он не хотел, решил разобраться сам. Не вышло. Дурацкая гордость, настоявшая на самостоятельности, сыграла против него. Против них всех. Стоит ли говорить, что это снова был роковой для Кима май? Финал его третьей «восьмерки».
Смерть сына Александр перенес еще тяжелее, чем смерть жены. Нервы сдавали. Мужчина впал в депрессию. Ким старался не оставлять его надолго, но пришлось взять на себя все управление фирмой, потому не всегда это получалось. Александр просто поддался боли и страхам, не дававшим ему покоя, и перестал цепляться за жизнь, в которой осталось лишь странное чувство к мальчишке, ровеснику его сына. А Ким отказывался признавать, что вытащить мужчину из этого состояния он не в силах. Он боялся, что мужчина может добровольно уйти за женой и сыном. Он ужасно боялся остаться один. И в итоге это произошло. Произошло с его же помощью.
В последние два года Александр совсем перестал выходить из дома. Мужчина жил в прошлом, порой даже начинал звать жену, что-то говорить ей. Кима иногда и вовсе не узнавал. Он кричал по ночам, просыпаясь от кошмаров, в которые никогда не посвящал парня. Каждый день пересматривал фотографии, рассказывая ему о связанных с ними историях, которые Ким слышал уже сотни раз. Мужчина все больше отдалялся, не только от Кима – от мира, от реальности. Врачи настаивали на госпитализации, но мужчина наотрез отказывался покидать дом. Его оставили в покое. Ким был рядом, разобравшись с обязанностями в фирме. Александр передал управление в его руки спустя год после смерти сына – похоже, он уже тогда не собирался возвращаться. Парень ухаживал за ним, кормил его, мыл, убирал за ним. И ревел. Уткнувшись в подушку, хотя бы раз в неделю ревел, стоило только уложить мужчину спать в их недавно общей спальне и вернуться в свою прежнюю, детскую комнату. Сначала Ким просто ложился рядом с Александром, обнимал его, и они засыпали вместе. Именно так, просто спали, потому как секса у них уже давно не было. Александр, кажется, вообще ничего не хотел, а Ким не посмел бы настаивать, да и секс никогда не был для него сверхважен. Он просто хотел быть рядом с этим мужчиной. Любил? Вряд ли он смог бы ответить на это вопрос. Ким не задумывался. Ему было хорошо с Александром. Факт того, что они оба мужчины и такие отношения для них вроде как ненормальны, никогда его особо не напрягал. Это было из той же категории, что и история с птицей. Да и с Егором они эту тему не раз поднимали еще в школьные годы. Разве пол, возраст, расовая принадлежность так важны, когда вам хорошо вместе?
Но после всего Ким не смог, не выдержал. Видеть, как Александр с каждым днем теряет связь с реальностью, оказалось невыносимо.
Очередная, четвертая, «восьмерка» подошла к концу. Май. Душный пахнущий сиренью май.
Доза лекарств, растворенных в стакане, недопустимо превышена. Мужчина немного стушевался при первом глотке, но только легко улыбнулся и уже спокойно допил все. Усталый тусклый взгляд, обращенный к Киму, был грустным и неожиданно осознанным, а на губах мужчины по-прежнему играла едва заметная улыбка. Ким взял его руку и поднес к своим губам, не целуя – просто касаясь грубоватой сухой кожи. Прошептал тихо, всего одно слово. «Прости». А в ответ прозвучал охрипший глухой голос: «Спасибо». И улыбка - искренняя, мягкая. И их последний поцелуй. Первый за эти два года, медленно, но уверенно тянущих их обоих в бездну безумия. Поцелуй был легкий, почти невинный. Никакой страсти. Только благодарность и тихая грусть.
Последний раз они засыпали вместе. И один из них навсегда.
Похороны Александра прошли для Кима непривычно ясно и осознанно. Казалось, он даже запомнил лица всех присутствующих, которых, правда, из-за замкнутости мужчины в последние годы было на порядок меньше, чем на похоронах его жены. Для Кима же эти похороны стали уже четвертыми. Сначала ушла его мать, потом мать Егора, сам Егор, а теперь вот и Александр. Таким образом, этот ритуал был прекрасно знаком мужчине, который вновь вынужден был прощаться с навсегда ушедшим, в этот раз самым близким человеком. И впервые ему было настолько больно и страшно. Все-таки любил Александра? Возможно. Он не станет отрицать, но и не признает. Для этого нужно знать, что такое любовь. А Ким не знает.
Когда все закончилось и все стали разъезжаться, пошел дождь. Сильный ливень шел стеной, ветра не было. Ким стоял у могилы. Один. Костюм насквозь промок, и ткань неприятно липла к телу, а с мокрых волос капала вода. Только покрасневшие глаза и едва заметный румянец выдавали его слезы, которые довольно удачно скрывались дождем. Небо плакало. Оно тоже оплакивало мужчину, их дружбу, возможно даже любовь. Ким никогда не говорил о любви, а Александр не спрашивал, но сам все же один раз сказал. Ким тогда только улыбнулся и прошептал ему в губы: «Спасибо». Поцелуй был долгий, глубокий. Большего вроде было и не нужно. На самом деле Ким просто не смог бы произнести эти слова. Он хотел было попробовать сказать это сейчас, но снова остановился. Остановился в последний момент, когда уже раскрыл рот, чтобы произнести странные непонятные ему слова. Испугался. Просто испугался, что они что-то могут изменить в нем или в окружающем мире. А все, что до сих пор так или иначе менялось, не приносило ему ничего кроме боли. Исключением стал лишь этот мужчина, которому Ким три дня назад сам помог умереть. И теперь было страшно, намного страшнее, чем во все прошлые разы. Теперь не было совсем никого...

Прохладная майская ночь. Удушливый запах сирени разбавила вечерняя свежесть и дым сигарет. Ким сидел на подоконнике в комнате, где провел детство, и пускал мыльные пузыри, наблюдая, как они переливаются в лунном свете. Он вернулся. Вернулся туда, откуда сбежал три «восьмерки» назад, три долгих «бесконечности» назад…
Ветер совсем стих. Замолчали птицы. Многообразие звуков стало гораздо скуднее, но полностью они не исчезли. Мужчина окинул взглядом, потерявший цвет, залитый серебристым светом, сад и подумал: «Интересно, кого заберет следующая «восьмерка», если теперь я остался один...».

@темы: слэш, ориджинал

---

Обреченные

Я – кукла из пластика, я не заплачу!
Улыбка не тронет рубиновых губ…
Ты полюбил меня, нежный мой мальчик,
Тая от ласк искусственных рук.

Страстно целуя живую пластмассу,
Ты безвозвратно теряешь покой…
Нет ничего за фарфоровой маской!
Нет ничего за искусной игрой!

Кукла не сможет любить как живая!
Кукла не сможет тепло подарить!
Сердце в груди красивой стекляшкой
В ритме с твоим не будет идти!

Стены нас видят, слышат, смеются –
Как же ты глуп, маленький принц!
Как ты посмел в куклу влюбиться,
Мальчик, желанный для тысяч цариц?!

Только ты рядом снова и снова.
Ты не уходишь… Ты не уйдешь!
Снова мне шепчешь проклятое слово…
Куклы не любят! Но ты не поймешь.
декабрь 2009

@темы: стихи

---

Лидия

Вторая кукла в полный рост. Сделана в подарок для подруги







И с Натаниэлем. Нат был первым, но его надо нормально отснимать. Потом и его выложу

@темы: Куклы, пластика

---

Замечательный подарок от Sarah!!!

Как раз к 8марта пришел

---

Одно время делала всякие штучки из лент. Как-то это все раздарилось и у меня осталось лишь парочка, ну и фото некоторых. Вот часть из них (пускай пока ободки будут)